Вероятность реальности. Из десяти книг - Олег Тупицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Распахни своё окошко…»
Распахни своё окошкопоскорее – посмотри,как качается серёжкав мочке розовой зари.
Здравствуй, взбалмошная верани с погоста, ни с села,в то, что это не Венера —капля чешского стекла.
«Поздно вечером выйдем покурить на балкон…»
Поздно вечером выйдем покурить на балкони увидим – на юге поднялся Орион,
и за ним, за домами, за дымком сигарет —миражом – Галилея, городок Назарет,
двери дома, мужчина подпирает косяк,завтра утром в дорогу, а жена на сносях,
долгожданный мессия всё еще не рождён,и висят над горами семь огней без имён.
«Кто гадал по следам…»
Кто гадал по следамнад болотом поднявшихся уток,кто хлебал молокоиз прохладной ладони реки,кто платил свою даньодиночеству пеших прогулок —тот меня не поймети напишет другие стихи.
«В этих диких краях…»
В этих диких краяхнужно быть элементом рельефа —драгоценную плотьрастерзают, и, может быть, бросят,а копаться в душеникому недостанет ума.
ДОРОГА В ДАМАСК
2003
«Дочь легкомысленной любви…»
Дочь легкомысленной любвиводы и солнечного света,мать сон-травы и первоцвета,рождённой заново листвы,пора вскипания кровипод корень срубленной берёзы —когда предчувствие угрозыникак нейдёт из головы.
«Мы не заметили, увы…»
Мы не заметили, увы,мы за делами проглядели,что парк – и не прошло недели —укрылся пологом листвы,а это значит, ангел мой,уже не за горами лето.Но стало воздуха и светакуда как меньше, чем зимой.
«Тот, кто выбирает дорогу…»
Тот, кто выбирает дорогу,которой пристало идти,себе выбирает тревогу,которой томиться в пути.
Что ведомо мне о тревоге,терзавшей задолго до наспылившего по дорогев Дамаск?
Прогулка
1
Вторая неделя июля,и в праздник Святого Петра,как набожные бабули,бездельничаем с утра.
Но маяться, скоро ли вечер,причины я не нахожу.Отправимся, здесь недалече —тебе городок покажу.
2
Чтоб камнем душа не лежала,ты тех оправдай и прости,кто ратушу после пожаране смог до ума довести.
Никто из них не бездельник.Не имут виныработавшие не из денегспасители старины.
3
Над могилами деда и бабки,тётки и прочей роднини памятников, ни оградки —кресты да вороны одни.
По-разному жили-тужилив крестьянской своей простоте —те праведно, эти грешили.А ныне лежат в тесноте.
4
За клёнами скромно притихший,но строгий, как всадник Егор, —когда-то меня окрестивший,стоит православный собор.
И с давнего детского летазнакомая наперечётЧечёра – река Гераклита —под Замковой горкой течёт.
«Пучок утиных перьев…»
Пучок утиных перьев,бессмертников пучок —не тешься, дурачок,ты у неё не первый.
Ручаюсь головой,она не унывалаи многократ бываласоломенной вдовой.
Сейчас она твоя,но случай подвернётся —другому улыбнётсяи скажет: вуаля.
«Отправляешься в дорогу…»
Отправляешься в дорогу:кости – псу, овёс – коню,сердце – даме, душу – Богу,честь и совесть – никому.
Но не кайся, бедный рыцарь,если скажут, дураку,что милее те, чьи рыльцаот рождения в пуху.
«Я памятник воздвиг из горстки слов…»
Я памятник воздвиг из горстки слов.Достойный поклонения волхвов,он интересен, судя по всему,мне одному.
И потому непрочный, как слюда,мой памятник исчезнет навсегдабесследнее языческих могил.Но всё-таки он был.
«Синева долгожданного неба…»
Синева долгожданного небаобласкает на несколько дней,не заботясь о том, как нелепыи мелки наши страсти по ней.
А когда пролетит паутина,станут жилы тянуть, ополчась,беспросветная серость, рутинаи непереносимая грязь.
«Снег, обглоданный туманом…»
Снег, обглоданный туманоматлантических дыханий,не является обманомновогодних ожиданий,но является причиной,основной и несомненной,ссоры женщины с мужчиной,одиноких во Вселенноймежду лживых, безучастных,вороватых, суетливыхи поэтому несчастных,но поэтому счастливых.
«Небесные цветы дворов и пустырей…»
Небесные цветы дворов и пустырейвлекут меня к себе невнятно и тревожно.Я сделал первый шаг. Я вышел из дверей.Я не могу сказать, вернусь ли. Невозможнопредвидеть результат внезапных перемен,стремительный итог уходов без прощаний.Искусство быть вдвоём не знает ни времён,ни комнат, где скелет напрасных обещаний,скрываемый в углу от посторонних глаз,не хочет присмиреть и цокает костями.Его немой укор, его истошный гласне значат ничего для движимых страстямипо вечному пути. Незваными гостямиим так легко идти с худыми новостями.
Десятый блюз
Я пена ХХ векакатящегося под уклоня значу не больше чем Вегакогда приходит циклон
я мясо ХХ векакровавого с красной строкия значу не больше чем вехадрожащая в русле реки
я выбор ХХ векав последние несколько днейя значу не больше чем веткадля листьев шумящих на ней
«В конце дороги крепкий чай…»
В конце дороги крепкий чайи тёплая постель,а за окном который часколючая метель.А за окном леса, поля,чужие города,окоченевшая Земля,хвостатая звезда,неразличимая во мгле.И вся моя бедав том, что как стрелка на иглемечусь туда-сюда.
«Верни мне слово – я тоскую…»
Верни мне слово – я тоскую,я задыхаюсь в тишине.Не вою в поле при луне,не щёлкаю и не токую.Я молча ухожу в глухуюзащиту, пью напропалую,не чаю о грядущем дне —и не сменяю на другуюсудьбу свою, пускай немую,но предназначенную – мне.
«Второе утро августа. Илья…»
Второе утро августа. Илья.Берлинская лазурь и амальгамаслепят невыносимо – или яотвык от света птичьего и гамаза краткий миг, пока чудил июль,насквозь промокший, скомканный и мнимый,как миллион, умноженный на нуль,как этот день, летящий вскользь и мимо.
«Берёза сыплет семенами…»
Берёза сыплет семенами.В природе август. Временамия исчезаю за дымаминедорогого табакаи маленького костерка,зажжённого в лесу сосновом,пустом и светлом, над которымобычно соло, реже хоромлетят кто с карканьем, кто с рёвом,а молча – только облака.
Mississippi blues
Я не Том Сойер но тем не менее Том
я даже в мыслях не Том Сойер но тем не менее Том
мы похожи как собака с котом
эй Гекльберри ты не забыл свой Миссисипи блюз
пока ты помнишь я ничего не боюсь
здесь каждый пятый братец Сид или индеец Джо
здесь каждый пятый
каждый третий
просто каждый братец Сид или индеец Джо
о кто бы знал как я хочу сказать им всем идите в жо
эй Гекльберри давай споём твой Миссисипи блюз
пока мы вместе я ничего не боюсь
мой старый папа не Марк Твен а мать не Харпер Ли
мой старый добрый бедный папа не Марк Твен
а мать не Харпер Ли
они быть может и хотели да что толку если не могли
эй Гекльберри не забывай наш Миссисипи блюз
пока ты помнишь что мы вместе я ничего не боюсь
я никого я ничего я ни черта всё суета
лишь бесконечный Миссисипи блюз
«Восстанут племена иные…»
Восстанут племена иные,но повторится, как закон —во тьме исчезнет Ниневия,падёт великий Вавилон,высокомерный Персеполисгорячим пеплом заметёт,сию стремительную повестьпотомок будущий прочтёт,отложит в сторону учебник,урок ответит в двух словахи своевременно исчезнетв геологических слоях.
«Я не помню Магадана…»
Я не помню Магадана,я не помню Волгограда.Это более чем странно.Но, возможно, так и надозабывать места и сроки,забывать слова и лица,чтоб не чувствовать морокии в себе не заблудиться.
«Я говорю а кто такие мы…»
